Прочитал статью. Видимо, как и все скоренько и все подряд и рука как-то сама потянулась к клавиатуре задать вопросы, прокомментировать и обосновывать. Потом перечитал повнимательнее, заходя по ссылкам в статье начиная с первой, с переделками Nikon D1 (была у меня когда-то такая камера).
http://www.backtomusic.ru/photo/do/nikon-d1
Перечитал, (
"...использованы старые карты памяти размером от 16Мб до 1Гб (фотографии, сохраненные на старых картах выглядели несколько живее...").... В общем, не стал я ничего писать.
Оставлю здесь вот это.
Вот например Рене Проспер Блондло (1849—1930) — французский физик, член Парижской АН (1894)
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%BB%D0%BE%D0%BD%D0%B4%D0%BB%D0%BE,_%D0%A0%D0%B5%D0%BD%D0%B5.
Вполне себе авторитетный ученый,с нормальной академической школой. Среди его достижений:
Работы по термодинамике, электромагнетизму, оптике. В 1891 г. разработал метод определения скорости распространения электромагнитных волн, получив значение 297 600 км/с, в 1892 г. — метод передачи электромагнитных волн вдоль металлических проводов.
Определил скорость рентгеновских лучей, обнаружил, что она совпадает со скоростью света и показал, что рентгеновские лучи являются электромагнитными волнами. Выполнил опыты с диэлектриками, движущимися в электромагнитных полях. Исследовал фотоэффект.
И вместе с тем - открытие N-лучей.
...
В. Сибрук
(Роберт Вуд: современный чародей физической лаборатории.
М.; Наука, 1978. С. 229 – 234)
Р. БЛОНДЛО И N-ЛУЧИ
…Вот рассказ самого Вуда о том, что было, по всей вероятности, величайшим научным заблуждением нашей эпохи:
«Поздней осенью 1903 года профессор Р. Блондло, глава физического факультета в университете в Нанси, член Французской Академии, широко известный исследователь, провозгласил открытие новых лучей, которые он назвал N-лучами, со свойствами, далеко превосходящими лучи Рентгена. Прочитав о его экспериментах с этими лучами в Comptes Rendus Академии, основном научном журнале Франции, я попытался повторить его наблюдения, но мне ничего не удалось, хотя я потратил на это целое утро. Согласно Блондло, лучи испускались спонтанно многими металлами. Как детектор можно было употреблять очень слабо освещенный лист бумаги, ибо – чудо из чудес – когда N-лучи попадали в глаз, они усиливали его способность видеть предметы в почти темной комнате.
Огонь открытия, зажженный Блондло, теперь ярко разгорелся, и его раздувало десятка два других исследователей. Они напечатали в Comptes Rendus двенадцать статей до конца года. А. Шарпантье, знаменитый своими фантастическими опытами с гипнозом, утверждал, что N-лучи исходят из мускулов, нервов и мозга, и его авторитетные заявления были опубликованы в Comptes Rendus с полным подтверждением д'Арсонваля – первого авторитета Франции по электричеству и магнетизму.
Затем Блондло объявил, что он сконструировал спектроскоп с алюминиевыми линзами и призмой из того же металла и получил спектр из линий, разделенных темными интервалами, показывающий, что имеются N-лучи разной преломляемости и длины волны. Он измерил их длины волн. Пламя исследования N-лучей разгорелось в целый пожар. Жан Беккерель, сын Анри Беккереля, который открытием излучения урана положил основу для открытия радия Кюри, утверждал, что N-лучи можно передавать по проволоке так же, как свет передается по изогнутой стеклянной палочке благодаря внутреннему отражению. Один конец проволоки около слабо светящегося «детектора» вызывал колебание его интенсивности, в то время как другим концом проволоки водили по голове живого человека. Если человека усыпляли эфиром, N-лучи от его мозга сначала усиливались, а потом слабели, по мере того, как он крепче засыпал. Он утверждал, что металлы можно «анестезировать» эфиром, хлороформом или спиртом, после чего они переставали испускать и передавать N-лучи. Биологи, физиологи, психологи, химики, ботаники и геологи присоединились к этой веселой компании. Нервные центры позвоночника изучались в связи с болезнями или повреждениями по их излучению N-лучей. «Обнаружилось», что лучи испускались растущими растениями, овощами и даже трупом человека. Шарпантье нашел, что слух и обоняние также обострялись под их влиянием, как и зрение. Колеблющийся камертон испускал сильные N-лучи. К началу лета Блондло опубликовал двадцать статей, Шарпантье – тоже двадцать и Ж. Беккерель – десять, все с описанием новых свойств и источников N-лучей.
Около ста статей о N-лучах были опубликованы в Comptes Rendus в первой половине 1904 года. N-лучи поляризовали, намагничивали, гипнотизировали и мучили всеми способами, какие можно было выдумать по аналогии со светом, но все явления были способны наблюдать только французы. Ученые во всех других странах держали себя открыто скептически и смеялись над фантастическими измышлениями. Но Французская Академия увенчала работу Блондло своим признанием, присудив ему премию Лаланда в 20 000 франков и золотую медаль – «За открытие N-лучей».
…Итак, …я посетил Нанси и встретился с Блондло по его приглашению, в его лаборатории ранним вечером. Он не говорил по-английски, и я избрал средством разговора немецкий, чтобы он чувствовал себя свободно и мог говорить конфиденциально со своим ассистентом, который, по-видимому, был лаборантом высокого класса.
Сперва он показал мне лист картона, на котором было нарисовано светящейся краской несколько кругов. Он пригасил газовое освещение и просил меня обратить внимание на увеличение интенсивности их свечения после того, как на них направили N-лучи. Я сказал, что ничего не замечаю. Он ответил, что мои глаза недостаточно чувствительны, и это ничего не доказывает. Я спросил его, можно ли мне ставить и убирать на пути лучей непрозрачный свинцовый экран, в то время как он наблюдает флуктуации на экране. Он ошибался почти на 100 процентов и говорил, что интенсивность меняется, когда я ничего не двигал, и это уже доказывало кое-что, но я держал язык за зубами.
Затем он показал мне слабо освещенные часы на стене и пытался убедить меня, что он может различить их стрелки, если держит над глазами большой плоский напильник. Я спросил его, можно ли мне подержать напильник у него над глазами, так как я заметил на его столе плоскую деревянную линейку и вспомнил, что дерево было как раз одним из немногих веществ, которые никогда не излучали N-лучи. Он согласился. Я нащупал в темноте линейку и держал ее перед его лицом. О, да – он прекрасно видел стрелки. Это тоже кое-что мне доказало.
Но решительная и главная проверка была еще впереди. В сопровождении его ассистента, который уже бросал на меня довольно враждебные взгляды, мы прошли в комнату, где стоял спектроскоп с алюминиевой призмой и линзой. Вместо окуляра этот прибор имел вертикальную нить, окрашенную светящейся краской, которую можно было передвигать вдоль той области, где предполагалось наличие спектра N-лучей, поворачивая круг с градуировкой по краю. Этот круг вращал горизонтальный винт с подвижной гайкой, на которой и была установлена нить.
Блондло сел перед прибором и стал медленно вращать круг. Предполагалось, что нить, пересекая невидимые линии спектра N-лучей, начинает ярче светиться. Он называл мне деления шкалы для ряда линий, читая их при свете слабого фотографического красного фонаря. Этот опыт убеждал некоторых скептических посетителей, так как он повторял свои измерения в их присутствии и всегда получал те же числа. Он утверждал, что смещение нити на 0,1 мм было уже достаточно, чтобы ее яркость изменилась. Когда я сказал, что это невероятно, так как щель спектроскопа имела ширину 2 миллиметра, он ответил, что это – одно из необъяснимых свойств М-лучей. Я попросил его повторить измерение, потянулся в темноте и снял со спектроскопа алюминиевую призму.
Он стал вращать круг, отсчитывая опять те же числа. Прежде чем включили свет, я поставил призму на место. Блондло сказал своему ассистенту, что его глаза устали. Ассистент стал уже вполне очевидно подозрительным и просил Блондло дать ему самому повторить опыт для меня. Прежде, чем он потушил свет, я заметил, что он очень точно поставил призму на ее маленькую подставку, углами как раз на краю металлического диска. Как только свет погас, я двинулся по направлению к прибору, сделав шаг с некоторым шумом,– но ничего не тронул. Ассистент начал вращать круг и вдруг сказал Блондло быстро по-французски: «Я ничего не вижу. Спектра нет. Я думаю, что американец что-нибудь сдвинул»,– после чего сразу же зажег свет и внимательно осмотрел призму. Он уставился на меня, но я не выдал своих мыслей.
На следующее утро я послал письмо в Nature. Журнал подробно изложил мои наблюдения, опустив, однако, сообщение о двух инцидентах в конце вечера и обозначив лабораторию просто как ту, где было выполнено большинство опытов с N-лучами. La Revue Scientifique , французский полупопулярный научный журнал, опубликовал перевод моего письма и разослал анкету, прося французских ученых высказать свое мнение о реальности N-лучей. В последующих номерах было напечатано до сорока писем, и только полдюжины из них защищали Блондло. Наиболее агрессивным было письмо Ле-Беля, который говорил: «Какое зрелище представляет собой французская наука, если один из ее значительных представителей измеряет положение спектральных линий, в то время как призма спектроскопа покоится в кармане его американского коллеги!»
Только две статьи о N-лучах появились после этого в Comptes Rendus . Должно быть, это были запоздавшие. На ежегодном заседании Академии в декабре, где была вручена премия и медаль, провозгласили, что она присуждается Блондло «за его долголетние труды в науке».
Трагическое разоблачение в конце концов привело к сумасшествию и смерти Блондло. Он был вполне искренний и большой человек, у которого «зашел ум за разум», возможно, в результате самогипноза или чрезмерного зрительного воображения после многих лет работы с приборами в темноте.
..."